В Кропивницком его знают как главного медика защиты Донецкого аэропорта в 2014 году, в Украине — как дважды раненого киборга с позывным Док, которого Президент наградил орденом «За мужество» III степени. Но высокопарных слов о себе от сержанта Константина Головецкого никто не услышит — про оборону ДАП и десятки спасенных жизней он рассказывает сдержанно, по сути.
Оборона ДАП
Константин ГОЛОВЕЦКИЙ, сержант, инструктор по тактической медицине, фельдшер отряда 3-го отдельного полка специального назначенияЯ неоднократно был на мгновение от рокового выстрела, и только чудо меня спасало. Должен был погибнуть как минимум трижды. Впервые, когда получил осколок в ногу — если бы на 2 секунды позже вышел из укрытия, в меня попал бы снаряд БМП-1 (кстати, этот осколок до сих пор в ноге: как-то ездил в Винницу к врачу, просил вытащить, но он сказал, что не стоит — будет больше вреда). Во второй раз, когда попал в засаду во время перегона транспорта в Пески. Мы ехали ночью, без света, по памяти. Я вел колонну, поскольку был единственным, кто знал дорогу. Только выехал за ворота аэропорта — начался обстрел. Долго не думая, выскочил из машины и побежал в аэропорт, чтобы предупредить своих. Обстрел вели мне вдогонку. Они и сигнальные ракеты запускали, чтобы выявить меня (я тогда в болото падал и не двигался). Но добежал, предупредил ребят. В третий раз чуть не застрелили на блокпосту, перепутав с сепаратистом. Военный прицелился мне в голову, но нажал не на спусковой крючок, а на скобу. Собственно, это и спасло мне жизнь.
Еще помню, когда сепары ловили нас «на живца». А было так: бойцы батальона «Днепр-1» попали в засаду и позвали нас на помощь. Не успели мы выехать со взлетной полосы, как начался обстрел. Одна из машин перевернулась, и мы вынуждены были прятаться за ней, параллельно ведя бой. Выбора не было — пехота обстреливала нас из-за холма. Бой был достаточно интенсивным, а у нас на руках двое раненых средней степени тяжести: у одного рука прострелена, другому пуля пробила навылет мышечную ткань на грудной клетке (у меня с собой была «таблетка», поэтому оказал ребятам первую помощь). Двум бойцам удалось отойти назад к терминалу. Нас осталось двенадцать, и мы решили прорываться вперед на одной из машин. Раненых осторожно положили, а остальные залезли как попало. Уезжая и отстреливаясь, мы добрались до старого терминала аэропорта. Конечно, тех раненых из «Днепра-1», которые попали в засаду, мы потом забрали и оказали им помощь.
Также чудом удалось спастись во время второго ранения в Краматорске в 2016 году. Тогда снайпер прострелил мне почку — пуля попала в пластину бронежилета и прошила ее, будто масло. На излете она запуталась в кевларе и по инерции разлетелась. Ее обломки и куски бронелиста пробили дырку в теле. Повезло, что боевые побратимы быстро доставили меня в госпиталь.
Всегда ли можно спасти раненого, если врач рядом? Знаете, на войне не все от врача зависит. Конечно, многих вытягивали с того света, но очень часто мы были просто бессильны перед смертью. Наш боевой товарищ умер от того, что ему пробило голову насквозь. Он час держался. Мы сделали все, что могли: сначала стабилизировали состояние, а затем решили везти в Тоненькое, в медицинскую роту, где его могли прооперировать. Хотя прекрасно понимали: там раненого тоже не спасут, поскольку нужен специальный реанимационный зал, подключение к системам и датчикам жизнедеятельности… Это все было безнадежно, но нельзя было сидеть и ничего не делать.
Дорога в медицину
Уже пятый год работаю в должности фельдшера отряда 3-го отдельного полка специального назначения. С началом российско-украинской войны фактически на поле боя начал заново осваивать профессию, и мне везло на учителей. Во время обороны Донецкого аэропорта со мной служил врач анестезиолог-реаниматолог из Верхнеднепровска Олег Иосифович. Пока не было интенсивных боев, он делился со мной своими знаниями и опытом, поэтому, когда началась активная фаза наступления сепаратистов, мы работали полноценно — он на одном потоке, я — на другом.
После этого решил и дальше совершенствовать свои профессиональные умения и навыки. В 2015 году при содействии волонтеров летал на обучение в Эстонию — получил сертификат инструктора по тактической медицине по программе ТССС. Вообще существует две программы для обучения военных медицинским премудростям: СLS и ТССС. Учебная программа «Спасение жизни в бою» (Combat Life Saving, СLS) рассчитана на бойца-спасателя и обычного солдата и учит военных само- и взаимопомощи на поле боя. А вот программа «Основные принципы тактической помощи раненым в бою» (Army Tactical Combat Casualty Care, TCCC) создана для углубленного обучения санинструкторов. Она дает теоретические знания и практические навыки помощи раненому: остановка кровотечения, восстановление проходимости дыхательных путей, эвакуация раненых с поля боя, инфузионная терапия, внутрикостный и внутривенный доступ. Обе программы соответствуют международным стандартам, которые основаны на опыте, полученном при ведении боевых действий военнослужащими стран НАТО.
Сейчас учусь на заочном отделении психологического факультета Центральноукраинского государственного педагогического университета им. В. Винниченко. Почему именно на психолога пошел учиться? Потому что для военного медика умение оказать на поле боя психологическую помощь — не менее важно, чем медицинскую. Был у нас один случай во время обороны ДАП (не в самую активную фазу, перед началом конца): у достаточно опытного минометчика произошел нервный срыв — он просто плакал навзрыд. Сначала было как-то странно, но потом слова сами нашлись — мы сели, поговорили, выпили коньяка, и его немного отпустило. Несмотря на психологическое состояние минометчика, командир не хотел отпускать его вместе с ранеными домой, чтобы не подрывать боевой дух других военных. После того, как я спросил, готов ли он отвечать за то, что человек возьмет в руки автомат и перестреляет половину роты или подорвется на гранате, вопрос решился.
Подготовка военного медика
На государственном уровне военные медики получают совсем не ту подготовку, которой требует реальная жизнь. Ребята, которые приезжают из государственного учебного центра «Десна», постоянно жалуются на это, да и мой личный опыт подтверждает, что после так называемых учений военные возвращаются «стерильными» — без знаний. Поэтому я получаю практические навыки в волонтерских организациях «Защита патриотов», «Белые береты», «Медсанбат» и своим бойцам это советую. Они сбалансированно обучают всему, что должен знать каждый военный (не только медик) — и медицинским манипуляциям, и тактике мединструктора на поле боя.
Относительно материально-технического обеспечения и повышения квалификации военных медиков, определенные проблемы и в начале войны были, и сейчас есть. Хотя ситуация все-таки изменилась к лучшему. В начале войны у каждого солдата был лишь резиновый жгут, еще советский, 60-80-х годов, ППИ (пакет перевязочный индивидуальный) и один шприц с обезболивающим «Кетанов». Медик имел немного больше: растворы для инфузий, гормональные средства, горстку таблеток, старые жгуты, перевязочный материал. Сегодня ситуация относительно стабильна. Мы обеспечены израильскими и американскими бандажами разных размеров, окклюзионными повязками, декомпрессивными иглами, назофарингеальными трубками, внутривенными и внутрикостными катетерами, кольцами и мягкими носилками для эвакуации, тросами для вытягивания раненых, бинтами для тампонады, мягкими шинами, качественными препаратами и средствами для реанимации. Также каждый санинструктор имеет рюкзак с необходимыми медикаментами для стабилизации раненых в составе группы во время боя. Единственное, чего не хватает — нормально оснащенного и укомплектованного реанимационного автомобиля для эвакуации пострадавших.
Как по мне, лучшее оснащение у нас было на конец 2014-го — начало 2015 года, когда активно помогали волонтеры (в частности, для меня они приобрели дефибриллятор и кислородную систему). Когда волонтерское движение пошло на спад, качество медицинского обеспечения снизилось. Государство в основном предоставляет бойцам то медицинское оснащение, которое получает в качестве гуманитарной помощи от стран-партнеров. Например, сейчас на складах лежит достаточно аптечек натовского образца, которых хватит на всех военных, но почему-то туда до сих пор кладут резиновый жгут и ППИ. На вопрос, почему так, отвечают, что у нас их на складах 8 млн и надо куда-то девать. То есть нормальные бандажи лежат, а старые добровольно-принудительно используем.
Для того чтобы повысить качество оказания первой медицинской помощи в зоне АТО, надо сосредоточить внимание на нескольких основных моментах: подготовке квалифицированных военных медицинских кадров, постоянном обучении личного состава (чтобы бойцы могли самостоятельно оказать помощь в бою себе и побратиму), психологической подготовке как медиков, так и бойцов, а также обеспечить качественное оснащение и создать условия для быстрой эвакуации, ведь очень часто раненых не удается спасти, поскольку нечем их транспортировать в госпиталь. Кислородная система, растворы для инфузий, препараты для поддержания жизнедеятельности, дефибриллятор — все это тоже должно быть у военного медика.
Я не стал бы утверждать, что военная медицина имеет какие-то колоссальные недостатки, но она пока не на таком уровне, как нам хотелось бы.
Записала Татьяна КОЛЕСНИК, «ВЗ»
